•  Рассказы  •

К 60-летию Победы
Мой "Город Хлебный"
Эссе

   В первый день войны народ выплеснулся на улицы Ташкента бурной многоголосой рекой, вытек на проспекты и затопил город. Все куда-то бежали, бурно жестикулируя, обсуждали потрясающую новость. Она свалилась на далёкий от войны и Москвы древний город, как отчаянный град в июне...
   Посреди пустыни, как оазис в восточной сказке, город утопал в зелени, благоухал роскошными цветами, вдоль улиц журчали арыки и теснились деревья, с раскидистыми кронами, усыпанными взбалмошными ватагами птиц, стремящихся перепеть, перещебетать друг друга. Удивительно переливались на ослепительном солнце фонтаны, поражал хрустальным ореолом и красочными радугами посреди дня! Всюду чайханы, где с 6-ти утра, ни свет, ни заря, после молитвы правоверные мужчины, полулёжа на тахте, пьют зелёный чай с горячими лепёшками и восточными сладостями, наслаждаясь пением перепёлок, так как женщинам в мечетях находиться не положено.
   Стремительно прошумели 64 года с начала войны. Закончился ХХ век коммунистических утопий и его разновидности - нацизма. Остались два социалистических заповедника - Куба и Северная Корея. Нагрянул Новый Век. Наступило XXI тысячелетие. Исчезла самая огромная в мире страна - Советский Союз, с разницей времени от Восточных до Западных границ в 10 часов! Почило правление коммунистов. Настало время Свободной России! Поколение внуков нынче не знает, кто такие Ленин и Сталин. О Марксе и Энгельсе любознательные мальчишки могут вспомнить. Энгельс - это памятник на Кропоткинской площади, который назидательно взирает на Храм Христа-Спасителя, а Маркс - памятник в виде огромной головы на Площади Революции, у которого собираются возбуждённые старики-коммунисты с красными знамёнами, портретами Ленина и Сталина, с архаичными лозунгами. И всё!
   Детская память Лолы отчётливо сохранила лишь отрывки жестоких военных лет, отчаяние соседей, получивших с войны похоронки, множество эвакуированных и раненых в городе, забитом приезжими. Безжалостное время превратило семилетнюю отчаянную девчушку ныне в солидную пенсионерку, но оставило оптимисткой, со звонким голосом, явными признаками былой красоты, молодым задором и любовью к поэзии и жизни.
   В то незабываемое утро 22 июня 1941 года Лола, маленькая непоседа, подвижная, как крутящийся волчок, мчалась за родителями, на ходу натягивая платье и сандалии, и отчаянно ревела от страха, что её оставят навсегда одну. Мама, с незнакомо-суровым лицом, стремительно поспевала за отцом на призывной пункт, дробно стуча каблуками, как барабанными палочками.
   С этого дня жизнь города резко изменилась. Жители послушно сдали приёмники, ставшие родными, радовавшие чувственной национальной музыкой, и индийскими песнями, взамен которых из чёрного зева репродукторов на столбах дни напролёт гудел бросавший в дрожь, знакомый до слёз, суровый голос диктора, как эхо, вещавший круглосуточно из репродукторов в каждой доме - "ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА - ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ!". Новости сменялись патриотическими песнями, стихами, спектаклями, - для воспитания патриотического духа граждан. Среди призывников всех возрастов бросалось в глаза множество мальчишек и девчонок с горящими счастливыми глазами, рвущихся на фронт защищать Родину.
   На вокзал прибывали бесконечные вереницы перегруженных составов, везущих госпитали с ранеными, заводы - с оборудованием и персоналом, Творческие Союзы, институты, и ещё Бог весть кого. Казалось, будто все жители и предприятия европейской части Советского Союза - двинулись с хозяйством и пожитками на Восток! В Узбекистане находились: Мосфильм, Союз Писателей, Художников, Ученых. В Ташкенте пережили войну Анна Ахматова, Раневская, Надежда Мандельштам, Чуковская, Фаворский, дочь Есенина, сын Марины Цветаевой, Мариетта Чудакова, юный Валентин Берестов, и ещё бесчисленное множество ныне известных личностей. В городе ютились и простые смертные - детские дома, эвакуированные граждане, переселенцы - греки, немцы, корейцы, крымские татары и ещё Бог весть кто... Они обосновались стабильно, со своими культурными центрами, театрами, издавали на родном языке газеты и книги, отмечали национальные праздники. Жизнь в городе бурлила. Наступил некий творческий ренессанс. Несмотря на жёсткую цензуру, именно в те годы создавались шедевры: прекрасные книги, фильмы, спектакли, картины, стихи и песни, любимые и повторяемые до сих пор.
   Поначалу многое поражало приезжих - древние мечети, восточные базары, невозмутимые верблюды и упрямые ослики, везущие поклажу на дорогах, виноградники и фруктовые сады во дворах, щедрость и гостеприимство жителей.
   Город извилисто пересекала своенравная говорливая речка Чорсу, в которой плавали отчаянные мальчишки, обширный городской парк с озером в центре города. Всё это сочеталось с ужасающими проблемами военных лет, гибелью близких на фронтах, голодом и нищетой. Дедушка и бабушка Лолы, родители мамы, умерли в Казани от голода и были похоронены в неизвестной общей могиле.
   Население катастрофически увеличивалось. Сирот любых национальностей по несколько человек кряду разбирали уже на вокзале узбекские семьи, имевшие не менее десятка своих детей. "Город Хлебный" задыхался, не в силах прокормить, напоить, обеспечить кровом всех граждан. По трудовым карточкам, которые были далеко ни у всех, отпускали 300 граммов хлеба, продукты, даже воду, за которой вечно стояла с вёдрами молчаливая бесконечная очередь.
   Появилось множество бездомных. Они ютились, где придётся, даже в землянках. Люди умирали с голоду. Каждое утро по улицам катились скорбные телеги, на которые складывали трупы, а из-под брезента жутко торчали голые ноги почивших. Народ жил впроголодь. Люди всего боялись. Город полнился страшными слухами. Говорили, что воруют детей и делают из них пирожки. На улицах продавали "лакомство" - застывшую манную кашу, разрезанную на 4 дольки, и смазанную патокой, похожей на мазут.
   Школьники получали по маленькому пончику, с дыркой посредине, которые после уроков продавали. Теснота в классах была невообразимая. Учились в две смены. Портфелей ни у кого не было. Лола, как многие, ходила в школу с матерчатой сумкой, сшитой мамой. В трамваях и троллейбусах плата была за каждую остановку. На уроки Лоле приходилось добираться без денег на подножке трамвая, лихо спрыгивая на ходу у школы. От отца с фронта приходили редкие письма, в виде треугольников, без марок, которые читались вслух.
   Школьники шествовали над госпиталями, ежедневно выступали, писали под диктовку раненых письма, дарили им рисунки и полевые цветы. А их всё везли и везли в госпиталя! Мест давно не хватало. Раненые лежали всюду - в проходах, в коридорах, летом и во дворе. Все они мечтали об одном - скорее вернуться на фронт и бить врага. Без рук, без ног, сплошь перебинтованные молодые парни, почти мальчишки, - радовались жизни, выступлениям детей, смеялись, когда карапуз наяривал на гармошке частушки, а девчушка писклявым голоском исполняла песни о любви. Всех детей они знали по именам, и с нетерпением ждали.
   Мама Лолы получала 300 рублей, когда буханка хлеба стоила с рук 200! Чтобы прокормить троих детей, она работала без отдыха и отпусков целые дни напролёт, а вечерами допоздна преподавала в Пединституте. По средствам ей пришлось снимать в Старом городе в узбекской семье подобие жилища, из необожженного кирпича, состоящего из одной комнаты и прихожей, с плитой, с глиняной крышей, на которой весной буйно разрасталась трава, цвели огненные маки, а дети пускали змейки. Вода и удобства находились в переулке. На плите готовили еду, кипятили чай и зимой обогревали жильё. Уголь покупали вёдрами у хозяев. Игрушек не было вовсе, зато для детей завели под столом в ящике шуструю белую черноглазую крысу. Летом готовили и обедали во дворе на "летней кухне" из камыша, с фанерной крышей. Мыться в баню выходили по воскресеньям затемно со своими тазами и полдня безропотно сидели в бесконечной очереди.
   Мама окончила дошкольный факультет Пединститута, и посему отрабатывала по направлению в Районо инспектором по детским садам. Младшего сына ей удалось устроить в ясли, среднего в детсад, а старшую - Лолу - в первый класс на год раньше, потому как оставлять её дома было решительно не с кем. От непосильной нагрузки, стрессов, бытовых проблем, недосыпания и недоедания, мама окончательно подорвала здоровье и умерла после войны в возрасте 41 год. Тогда Лоле едва исполнилось 15, и началась её суровая самостоятельная жизнь.
   В военные годы, предоставленная самой себе, бесстрашная и отчаянная, как мальчишка, Лола лазила по деревьям, крышам, пожарным лестницам, и однажды обнаружила на чердаке выброшенные тетради. Вырвав чистые листы, она сшила из них тетради, на зависть одноклассникам, которых хватило до конца войны. Главной кормилицей хозяев была корова. Всегда голодных детей в переулке обреталось множество. Лола вместе с ними таскала у коровы "лакомство" - жмых, и рвала зелёный кислый урюк при помощи фонарика, сооруженного на конце длинного камыша. Поспевающие фрукты и виноград хозяева сторожили. Местные жители содержали землю в идеальном порядке. Культ бесценной священной ЗЕМЛИ, посреди пустыни, был у всех в крови. Посему, когда ночью к хозяевам через крышу залезли воры, отрезали у овцы курдюк сала, от невозможности утащить её целиком через крышу, а от злости нагадили посреди двора, возмущению хозяев и жителей округи надругательством над землёй не было предела.
   - Конечно, - решили все единогласно, - это были цыгане! Мусульманин не мог так надругаться над Землёй! С 1978 года Лола живёт в Москве, и не перестаёт поражаться отношением к земле – заброшенным, замусоренным и заросшим сорняками, бесхозным участкам бесценной московской земли, чего никогда не могло быть на её Родине!
   Обучение в школах начиналось с 8-ми лет, шесть дней в неделю. Учёба делилась на три ступени - до 5-го, 7-го, и 10-го класса. После 5-го ребята шли работать учениками на завод, после 7-го можно было поступить в ремесленное училище, где кормили и платили стипендию. До института доучивалось меньшинство. Институтов и техникумов в Ташкенте имелось множество, и любых! Дело в том, что ещё в 20-е годы прошлого столетия по приказу Ленина в Ташкент прибыли составы с учёными, артистами, всевозможными специалистами, для открытия в Узбекской столице институтов, театров, музеев, клубов, библиотек. С тех давних пор Ташкент стал политическим и культурным центром азиатской части СССР.
   В городе гастролировали столичные театры. Бывала Таганка с "Гамлетом" - Высоцким. Когда в Ташкенте гастролировал Большой Театр - с Улановой, Дудинской и Лепешинской, мама на всю зарплату повела Лолу на балет - как на величайшее событие века. В своё время в городе выступали божественная Комиссаржевская, Сергей Есенин, после которого у Вольпин родился сын Вольпин - Есенин, который подвергся репрессиям, а первый сын Есенина от гражданской жены в Москве - Изрядновой - был расстрелян, "как враг народа". Бывали в Ташкенте и другие знаменитости. Функционировала уникальная библиотека, печатались миллионными тиражами книги, все советские журналы и газеты, имелся музей Ленина и мавзолей, на Красной площади, как в Москве, где проходили парады.
   Мальчишки изучали военное дело в школе, шли со школьной скамьи в суворовское училище и призывались в армию. Служили 3, во флоте - 4 года. Службой в армии гордились, считали почётным долгом перед Родиной!
   Большинство жителей работало на военных заводах, особенно на трёх огромных филиалах авиационного, где после 7 класса, после ранней смерти матери, работала Лола, одновременно доучиваясь в вечерней школе рабочей молодёжи. Учащихся и служащих ежегодно вывозили на 2-3 месяца на хлопок, на тяжёлый изнурительный труд, пока не выпадет снег. Кормили плохо. Спали на полу в клубах, в хлеву на соломе. Денег не платили, но никто не роптал, не отлынивал! С каждым годом повышался план сбора хлопка, после выполнения которого груди руководителей покрывались новыми орденами.
   С 5-го класса обучение было раздельным. Лишь на совместных вечерах и в кружках Дворца пионеров состоялось общение ребят, завязывалась дружба мальчиков и девочек. С незапамятных времён Лола сочиняла стихи и посещала во Дворце пионеров "Литературные четверги". Ведущая их учительница литературы тайно давала Лоле читать стихи запрещённых поэтов - Блока, Есенина, Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака и других "изгоев литературы", за что вполне могла поплатиться 10 годами заключения!
   С тех пор Лола поняла и запомнила навсегда, как велика, значительна и опасна роль писателей и литературы, если за стихи ссылали и даже расстреливали. Ещё Лола посещала драмкружок, где выступал юный Владимир Рецептер, ныне известный питерский артист и поэт.
   Кончилась война. Отец вернулся цел и невредим, увешанный орденами и медалями, дойдя с боями солдатом до Берлина, получил в Ташкенте большую комнату с прихожей в Старом городе - без отопления, с водопроводом и общей летней уборной на улице, в многонациональном дворе, и семья впервые зажила под своей крышей, в весёлой дружной компании с соседями, и даже со временем завела козу, курицу и двух котят. Позже с ними поселились дедушка и бабушка, возвратившиеся из 10-летней ссылки на остров Муйнак.
   В каждой махалле имелась мечеть, на макушке которой в большом гнезде, как скульптура, неподвижно красовался на одной ноге аист, а спозаранку будил с высоты минарета пронзительный голос муэдзина, созывая правоверных мужчин на молитву. Ещё непременно существовал хауз - окружённый деревьями водоём, с вечно холодной зелёной водой, в котором вечерами заливались лягушки, выделывая немыслимые рулады и соревнуясь с лучшими оперными тенорами.
 

*  *  *

На следующий рассказ: "Портрет" >>>